I. Общеизвестны продажность, аморальность, лакейская угодливость части чеченской «интеллигенции»
Не секрет и то, что, за редким исключением на юридические факультеты у нас поступают с тем, чтобы грабить собственный народ. Давно не секрет для населения нашей республики и то, чему учат, «как учат» и за что «учат» некоторые преподавателя вузов республики своих студентов и студенток многие представители чеченской гуманитарной «интеллигенции» — историки, философы и даже филологи делали себе «научное» имя тем, что обливали грязью, наши традиции, веру, славные дела наших предков, нашу историю и культуру. Благодаря им, этим самозваным «интеллигентам» во главе с министром просвещения ЧИАССР Мовтаевым в школах Чечено-Ингушской республики — единственной в СССР! — всё еще продолжается оболванивание наших детей «научным» атеизмом.
Особенно отвратительные черты части нашей «интеллигенции» проявились в последние годы, когда возникли демократические движения в нашей республике. Вспомним, как многие наши «интеллигенты» наблюдали за участниками митингов — стариками, женщинами, молодежью — спрятавшись за толстые спины местных руководителей и угодливо хихикали презрительным репликам бюрократов в адрес митингующих. Вспомним, как они снисходительно, по-пескарьски премудро взирали на людей, озабоченных судьбами нашего народа, его настоящим и будущим. Думается, что у многих участников демократического движения возникал вопрос: «Почему, как появились, могли появиться такие трусливые, тупые, чуждые интересам народа люди? Как они могли появиться в среде нашего народа, известного своей храбростью, честностью, прямотою, верностью данному слову, готовностью к самопожертвованию, нетерпимостью к любой форме ущемления человеческого достоинства?
II. Чтобы ответить на этот вопрос, нужно подняться к истокам формирования современной чеченской интеллигенции, познакомиться с условиями, при которых происходило формирование ее социально-психологического облика.
Длительная Кавказская война и колониализм были причиной и условием формирования аморальнейших типов, которые после Кавказской войны стали социальными «верхами» в Чечне. Требования горской, морали были чрезвычайно нетерпимы и беспощадны к нарушениям и отступлениям от ее норм, что, в свою очередь, делало нарушителей и отступников от нее, знавших, что никакого прощения им не будет, также чрезвычайно аморальными.
Беспощадность в отношения изменников, нарушителей общественной морали как характерную черту чеченской общественной морали отмечал русский чиновник и исследователь Н. Семенов: «… общественно-политическая дисциплинированность проявляется замечательною силою. В этом отношении чеченцы существенно отличаются от других народностей Кавказа… В Чечне личности с сепаративными наклонностям — выродки из народа, подвергающиеся самому беспощадному остракизму, вообще же чеченцы — все и всегда остаются в подчинении у народной воли, выражаемой решениями старших. В силе и крепости общественной дисциплины в чеченском народе лежит ключ к разъяснению очень многих явлений в его жизни и в особенности явлений политического и административного значения» (Семенов Н. Туземцы Северо-Восточного Кавказа. Сиб., 1895 г. с. 97.).
Насколько существенно отличались чеченцы от других кавказских горцев своей общественной дисциплинированностью, настолько же существенно отличались чеченские отщепенцы своей аморальностью от отщепенцев других кавказских народностей (среди последних в силу сравнительно сложной социально-классовой структуры, значительно более дифференцированной идеологии, морали, они получали иные нравственные оценки).
Например, действия горских феодалов помогавших царизму в подавлении собственных народов с точки зрения их моральней самооценки, а значит, как правило, и моральной оценки, по крайней мере со стороны подвластного им населения, невозможно сравнить с моральной самооценкой и оценкой народа подобных действий чеченских прислужников царизма.
Облегчает понимание этого, казалось бы, странного явления следующее высказывание К. Маркса «Класс, имеющий в своем распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, и в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчиненными господствующему классу». (См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. изд. 2, т. 3, с. 46).
В силу такого положения негативные действия князя могли расцениваться даже населением, объектом этих действий, как моральные, в то время, как в Чечено-Ингушетии в условиях, когда народ в общем представлял один класс, эти действия против народа расценивались исключительно отрицательно.
Это обстоятельство, сознание оторванности от народа, отсутствие в народной морали каких-либо лазеек для самооправдания делали этих людей не только в глазах народа, но и в собственных глазах моральными ничтожествами, и поэтому они были способными на все и вся.
Величайшая трагедия для чечено-ингушского народа состояла в том, что длительнее сопротивление сделало почти невозможным формирование мало-мальски образованных, людей из среды народа. В этих условиях, кадры интеллигенции (в данном случае это название носит условный характер), кадры в местных органах управления, даже, в известном смысле, кадры официального духовенства формировались из аморальных, беспринципных людей, противопоставивших себя своему народу, проливавших его кровь. В дальнейшем увеличение этих кадров происходило за счет их потомков или новых лиц с подобным не моральным обликом. Их традиции, взгляды, привычки влияли на формирование социально-психологического облика бюрократии и, в значительной мере, интеллигенции чечено-ингушского происхождения.
Их мораль, точнее аморальность в дальнейшем приобрели самодовлеющий характер, сказывая разлагающее влияние даже на тех редких молодых людей, пробивавшихся из среды народа к образованию. Разумеется, здесь речь идет не обо всех образованных чеченцах, да и удельный вес, имевших образование в Чечне был исключительно низок, выше он был в Ингушетии, так как Ингушетия быта менее затронута Кавказской войной и последующими бурными политическими событиями и потому названные выше отрицательные социально-психологические черты значительно менее были свойственны ингушским образованным лицам и чиновникам.
Яркой иллюстрацией верности этого положения является деятельность двух этнографов: ингушского — Ч. Ахриева, к чеченского — У. Лаудаева. Ч. Ариев описывает быт и нравы ингушского народа, не утаивая отрицательных сторон, пытаясь дойти до корней, давая рекомендации по их устранению, привлекая внимание к положительным сторонам; описывает все это с большим сочувствием и уважением к собственному народу. У. Лаудаев, который за проявленную им холуйскую услужливость, аморальность и усердие в пролитии крови собственного народа в рядах царской армии, получил чин ротмистра, проявляет эти лакейские качества и при списании истории, быта и нравов чеченцев, называя их «хищниками», «разбойниками» и т. п. эпитетами из словарного арсенала царских генералов; он проводит идеологическое обоснование геополитических комбинаций царских генералов, позаимствовав «идейки» генерала Ермолова.
Довольно верно нарисовал некоторые черты морально облика социальных «верхов» чечено-ингушского общества Н. Семенов.
«Большинстве их, — пишет об этом типе людей Н. Семенов на примере некоего Ибрагима Джугуртиева, — в настоящее время занимает самые разнообразные служебные должности, от видного начальника до простого переводчика или милиционера и поглощает часть суммы, расходуемой на администрацию народа… Во время войны он принадлежал к обеим воевавшим сторонам, в той и другой то приобретал доверие, то преследовался как изменник.
Не раз ему грозили и русская виселица, и шамилевские «башка долой», но он всегда ловко увертывался от наказания, чтобы снова заслужить доверие, набить карманы нашими деньгами и снова изменить. Много их было тогда — рыболовов в мутной воде. Проделки их знали, но они были незаменимы и их терпели. Для этих людей, служивших только личной корысти, было решительно все равно, какой бы ни оказался исход войны; им нужно было только, чтобы война продолжалась.
В критическую минуту Ибрагим без зазрения совести шел на единоверцев, отстаивая интересы русских, а на другой день пускал пули в бывших друзей… скряжничество таких личностях дошло до крайних пределов. Имея тысячи, он плачется на бедность, всегда готов протянуть руку за ничтожною подачкой и склонен дрожать над копейкой. Каких-нибудь три-шесть рублей в состоянии разжечь в нем кровожадные инстинкты. Тщеславии Ибрагима выражается везде быть первым, корчить из себя влиятельного и всезнающего (характерная черта современных «интеллигентов» — ханжей) давать наставления и советы, служить предметом разговоров, удивлять и выслушивать похвалы — Тонкий диалектик и интриган в душе он как прежде, так и теперь, действительно знает все, чем интересуется народ (Семенов Н. Указ. соч. с. 30-35)
«По замирению Кавказа, обстоятельства народной жизни изменились. Личности, подобные Ибрагиму, кинулись на государственную службу; домашнее хозяйство их не удовлетворяет: в аулах им не сидится и теперь, как прежде, они жаждут интриг, общественного влияния. Многие из них занимают довольно видные посты; другие втираются хоть в переводчики, хоть в милиционеры, чтобы все-таки вертеться в служебном кругу. По натуре они, разумеется, все те же и по-прежнему служат только себе. Но форма их деятельности изменилась: они уже не свободные художники по части интриг и добывания копейки, а служители явно формулированной программы. Теперь они не противоречат себе на каждом шагу, не действуют только по вдохновению минуты, а строго идут по одному пути — пути чинов и денег.
…Чтобы достигнуть своих заветных целей, то есть, как можно выше стать в иерархической лестнице и полнее набить свои карманы, они дали широкий ход хитрости и низкопоклонству. Видимому подобострастию их нет границ. Посмотрите на такого чеченца около начальства. В лице выражение преданности и всегдашней готовности к услугам; в речи смирение, заискивание и лесть, самая грубая, самая неотесанная лесть. (Как все знакомо!)
— Ну брат, меня не проведешь,- замечаете вы, положим Ибрагиму при каком-нибудь случае. «Бах-ду», «Бах-ду»! (Правда! правда!) восклицает он радостно, будто ваши слова как раз совпали с его сокровенными мыслями.
— Что, народ доволен моим распоряжением — спрашиваете вы его в другом случае. «Как же, доволен, разумеется доволен… Народ глуп и не понимает, что если вы уже что сделали, так это хорошо. А мы что же против вас и пр». Низкопоклонничают даже перед очень незначительными русскими чиновникам. Ничего, что мелкая пташка, авось пригодится! И поэтому довольно чиновный и в летах иной Ибрагим кидается к Вашему седлу, когда вы хотите слезать с лошади, подбегает к вам, когда вы намерены снять сапог. Боюсь, что меня обвинят в неправильном истолковании народного обычая, по которому хозяин спешит оказывать всякие услуги гостю. Но во-первых, относительно нас очень того обычаев такого же характера другими чеченцами вовсе не соблюдается, во-вторых, Ибрагимы уж сильно пересаливают», — предупреждает автор, чтобы провести границу между народом и этим отвратительным типом людей.
«Совершенно иначе держатся эти чеченцы перед своими. Каждый из них прежде всего старается внушить, что он не только знает все, предпринимаемое начальством, но пользуется доверием и влиянием; без его совета ничего не предпринимают; его слушаются, его предостережениям дают громадный вес; кто-нибудь уж наверное только его умом и живет. Из важных чиновников хоть один да считается его закадычным другом. Если простой, не чиновник и не служащий, чеченец в чем-нибудь нуждается, обращайся к нему; он всегда сумеет помочь, если этого захочет.
Вор — беги под его защиту; кто подрался — беги в его саклю; он оградит от законного взыскания, мне случалось видеть, как очень невлиятельный чиновник — туземец пресерьезно принимал жалобы от своих одноверцев: «Хорошо, постараюсь сделать, доложу об этом высшему начальству», — многозначительно произносили его уста, мой Ибрагим, например, во время наших поездок, сумел поставить себя на такую высокую ногу, что ко мне никто и не обращается уже с расспросами о цели наших разъездов, а все спрашивают его. И по некоторым знакомым мне словам и часто повторяющимся «полковник», «генерал», «сардар» (наместник) я угадываю, что толмач не упускает случая пустить пыль в глаза слушателям.
… Между собою люди этого типа живут в постоянной вражде и вечно подкапывается один под другого, разумеется, тайно, потому что открыто они не ссорятся и не дружатся особенно; китайские церемонии и пресловутое гостеприимство строго соблюдаются обеими сторонами». (Семенов Н. Указ. соч.,с. 41-44).
«Муталиев, — пишет он о другом представителе этого типа людей, — не имеет понятия ни о чести, ни о благородстве в нашем смысле этих слов. Выражение: унижаться подло, обманывать безнравственно — для него слова без смысла. В его уме не существует деление всех душевных способностей на хорошие и дурные; они для неге все равные и однокачественные орудия в борьбе за существование, и если он каким дает предпочтение, так тем только, которые оказываются пригодные в жизни, таковы: хитрость, изворотливость, жестокость. Вообще же пускается в ход та способность, которая ближе всех приведет к цели. Оттого Муталиев, по-видимому, в постоянном противоречии с собою. Он в высшей степени бесхарактерен. … Совести в нашем смысле у него нет; раскаяние в сделанной подлости у него может явиться при сознании, что этим только попорчено дело, что поступить следовало иначе для достижения лучших результатов». (Указ. соч. с. 56-57). Этот Муталиев …когда-то беспощадно казнил единоверцев за одно подозрение в сношениях с русскими, хотя в то же время был изменником; его имущество составилось из крох бедных собратьев, загубленных им только с этой целью; его деньги — это выручка за кровь им обманутых удальцов; и теперь он чуть не пресмыкается у моих ног из-за денежной выгоды. Я почувствовал к нему страшное отвращение.» (Указ. соч. с. 55-56).
Дал яркую характеристику Семенов Н. подтипу обрисованного им выше социального типа «верхов». Люди этого типа представляли собой «нижние чины» в милиции, и в других органах управления. «В манере его держаться (одного из представителей этого типа, — Баргиша) проглядывала какая-то приторная угодливость. Стоило мне или переводчику протянуть руку за кувшином с водой, как он предупредительно хватался за него и подавал нам… Если я оглядывался, его глаза направлялись в ту же сторону, а когда я поднялся, он первый поднялся с места… Возражений он не делал, а принимал мои слова с такою верою, будто перед ним гласила сама истина.
Чеченец этот был одним из тех мелких хитрецов, которые составляют, так сказать, подпороду, или вторую ступень хитрецов крупных… он вечно суетится, всем угождает, ибо все старается узнать, что он хитер и проницателен, но никто не видит в нем этих качеств, все, напротив, смотрят на него, как на очень обыкновенного, даже ограниченного малого. Выдержки в его характере нет никакой. Сегодня он ваш, завтра завербуется в противоположный лагерь. Предложите ему отправиться вместе на воровство, он согласится, да, может — быть, завтра же донесет на вас, кому следует, или из желания подслужиться начальству, а то и просто по безалаберности натуришки.
Доказчики (лжесвидетели) именно из этих людей и выходят. Он то дерзок, то труслив. Его пожалуй, можно за бесценок подкупить на убийство, но в другое время он трусливо перенесет самую жгучую обиду. В душе он подл, но на крупное дело его не хватает… К русским он льнет, рассчитывая поживиться от них кое-какими земными благами. Но и тут он не успевает. Намеренная услужливость и подобострастие с его стороны наводят на мысль, что из него можно сделать хорошего, расторопного слугу, но приближать его к себе слишком вовсе незачем. Так вы и начинаете на него смотреть, и сам он невольно втягивается в свою роль, таких добровольных и хитреньких холопов из чеченцев можно насчитать сотни… И если они добиваются чего-нибудь за свое лакейство, то не более как звание милиционера и то по хлопотам чиновной родни или за взятки влиятельному туземцу»… (Семенов. Н. Указ. соч., с. 14-16.).
Верное отражение Семеновым Н. в набросанном им социально-психологическом портрете характерных черт «верхов» чеченского общества подтверждается многочисленными примерами предательского, аморального поведения известных в истории Чечни «личностей», которые пролили реки крови чеченского народа, ради денег, чинов.
Как с.смотрели на этих «чиновных» туземцев царские администраторы, в глазах которых все эти туземные «офицеры» и «генералы» были разряженными обезьянам (см. например, письма А. П. Ермолова) их не беспокоило.
Демократическое духовенство после присоединения Чечни в лучшем случае изолировалось от влияния на чеченские общества, а то и попросту уничтожалось. О том, что такие люди были устранены от влияния на общественную мораль, вынужден был признать и Н. Семенов: «Были же прямые и честные натуры? Да, были! Только не следует их слишком идеализировать. Такие, действительно, не изменяли народному делу. В драках они являлись первыми; …Их слова не только уважались своими, но считались неизменными и русскими начальникам. Они глубоко нас ненавидели, никогда не склонялись к сделкам, и факт нашего владычества в крае считают делом судьбы. Такие личности есть и теперь. Они живут в своих аулах, скучают и молча думают думу по поводу совершившегося факта, лишь изредка напоминая молодежи, чтобы она берегла традиции своих отцов. Все эти люди — религиозные фанатики, представители консерватизма, проповедники застоя и ненавистники нововведений (такие же ярлыки навешивают современные коррумпированные бюрократы и продажные «просветители» на честных, порядочных, преданных своему народу людей). (Семенов Н., указ. соч.
С.58-59).
Дальнейшее развитие нравственности происходит в такой ситуации, когда колониализм создал исключительно благоприятные условия, так сказать, для жизнедеятельности носителей аморальности как «светских», так «духовных» и полнейшем устранении и даже физическом истреблении духовных и мирских носителей чести, благородства, гуманности, на геройских примерах жизни которых раньше воспитывался народ.
После установления Советской власти в силу ряда причин формирование чеченской интеллигенции советской и официально духовной происходило под весьма сильным влиянием тех же самих антинародных элементов или их потомков. Преданные же интересам народа духовные и светские интеллигенты, выдвинувшиеся на короткий период в тяжелую для нашего народа годину на передний план, были затем уничтожены на корню. О масштабах этой бойни можно составить представление на основании того известного людям старшего поколения факта, что были уничтожены люди, даже маломальски имевшие влияние на своих односельчан, умевшие пару слов связать по—арабски.
Так, например, в селении Цоьнтара Ножай-Юртовского района в январе 1933 года было арестовано свыше 50 человек, единственной виной которых было то, что они пользовались уважением среди своих односельчан.
И среди этих арестованных были немощные, тяжелобольные старцы, которых подняли с постели и так лежащими на санях повезли в Грозный, где все они были забиты в подвалах ЧК. (Того самого «ЧК» на берегу Сунжи, в здании которой ныне находится детская поликлиника).
Уничтожение этой истинной духовной и светской интеллигенции происходило при помощи официальной светской и духовной «интеллигенции» наследницы тех аморальных традиций, о которых говорилось выше. (Кстати, представители — идеологические, а нередко и физические, палачи нашего народа в 20-е года до сих пор числятся чуть ли не защитниками народа. Вот она — ирония судьбы! Ирония истории!). Эти традиция легли тяжелым ярмом на дальнейшее развитие чеченской интеллигенции, тяжесть которого смогли выдержать далеко не все ее представители.
Этим объясняется внутренняя отчужденность, равнодушие к интересам народа нашей светской и официальной духовной «интеллигенции». Именно этим объясняется их беспредельное корыстолюбие, трусость, лживость и двуличие.
К этим «образованным» подражателям, или по образному выражению покойного ученого, доцента Московского университета Н. Г. Ахриева «попугаям» из числа местных «ученых» мужей и женщин полностью применимы слева Ф. Энгельса, сказанные им по аналогичному поводу: «Это круг людей, играющих подчиненную роль, хитрых, ограниченных и эгоистичных, поверхностная образованность которых делает их еще более отвратительными; тщеславные и жадные до наживы, и продавшиеся душой и телом государству, они сами в тоже время ежедневно и ежечасно пытаются предать его по мелочам, если это может дать им какую-либо выгоду”.
СУЬНТАРА БУРНАКЪ
Источник: газета «Барт» № (3) за февраль 1990 г.
P.S.
Сканы статьи можно скачать по ссылке:
http://vfl.ru/fotos/a12b849124488541.html
http://vfl.ru/fotos/09b3698924488542.html
http://vfl.ru/fotos/cd9cf82824488543.html
http://vfl.ru/fotos/9983749e24488544.html
Для особо любопытных, часто цитируемую в статье книгу Семенова Н. «Туземцы Северо-Восточного Кавказа». Сиб., 1895 г. можно скачать тут http://dargo.ru/lib/Semenov.pdf
Chechenews.com
06.12.18.